Возвращаясь в Лозанну — пусть всего на три дня — я испытывала необычные ощущения. С одной стороны, это в каком-то смысле было возвращение домой — ведь я прожила там почти пять лет. С другой стороны, дома у меня там уже не было. Зато осталось много друзей, а также желание обежать в короткий промежуток времени как можно больше любимых мест.
Пятницу я провела в EPFL, работая и навещая ещё оставшихся там знакомых. За прошедший год-полгода многие уехали. Так, из тех, кто изначально был в моей лаборатории, остался только один, а через год закончит и он. В моём офисе сидят теперь другие люди. Однако мой паззл с Альфонсом Мухой до сих пор там стоит — я специально прошлась мимо и кинула взгляд.
Суббота была первой субботой месяца, когда большинство музеев в городе бесплатны. Забавно, что я совершенно забыла об этом, покупая билеты, так что получилось оно совершенно случайно.
Я решила воспользоваться возможностью бесплатно сходить в дворец Рюмина, который расположен на одной из главных площадей города и где находится сразу несколько музеев: археологический, нумизматический, геологический, зоологический и изящных искусств.
Помимо того, чтобы просто пройтись по знакомым залам, я также хотела посмотреть на выставку китайского художника Ай Вэйвэя.
Впервые про Ай Вэйвэя я услышала года два назад, когда пришла во дворец Рюмина и обнаружила в бассейне фонтана (который видно на фотографии выше) гору разноцветного лего. Табличка рядом сообщала, что здесь собирают пожертвования на проект художника, выставка которого планируется в Лозанне в 2017 году. Куда делись цветные детальки, история умалчивает, но эти три полотна действительно собраны из лего.
Пока я не написала пост в инстаграм о горке лего в музее, я не имела ни малейшего понятия, кто это такой. Оказывается, весьма известная личность — в своих кругах. Активист оппозиции в Китае, был арестован, сидел в тюрьме, из которой был выпущен после того, как международная общественность долго и громко возмущалась.
Основная экспозиция Ай Вэйвэя была в художественном музее. И без дополнительных комментариев, которые можно было вычитать в книжке, смысл объектов было совсем не понять.
Карта Китая, сделанная из дерева, оставшегося от старого храма, разрушенного для новых построек.
«Животное, которое выглядит как лама, но на самом деле альпака» — обои, рисунок которых составлен из лого твиттера, камер видеонаблюдения, цепей и наручников.
В центре зала — «Семена подсолнуха». И нет, это не настоящие семена, это вручную расписанный фарфор. В 2010 году в галерее Тейт Модерн в Лондоне пол турбинного зала был покрыт 100 миллионами семечек, расписанными 1500 мастерами. Посетителей музея приглашали погулять по такому полю и даже полежать на нём, однако долго такое не продержалось — из-за опасной фарфоровой пыли. Размер лозаннского поля — 12 на 8 метров, высота 10 сантиметров.
«Исследование перспективы» — 40 чёрно-белых и цветных фотографий, сделанных в 1995-2011 годах. Название картины отсылает к тому, как художники измеряют пропорции при рисовании с натуры — с использованием других пальцев, естественно. 
Blossom. Поле размером 4 на 5,6 метра сделано из фарфоровых цветов.
Помимо экспонатов в художественном музее, Ай Вэйвэй оставил свой след в каждом из других музеев. В археологическом — горшки и маски. В геологическом музее при входе стоит вот этот хрустальный куб весом в три тонны. Как его туда занесли — отдельный вопрос.
А это, пожалуй, один из самых моих любимых экспонатов — «с ветром», дракон, представляющий не имперскую власть, а личную свободу человека.
В зоологическом музее представлены всякие чучелки, заспиртованные страхолюдины и скелетики.
А ещё — бабочки, к которым я некоторое время приглядывалась, пытаясь понять, не набоковские ли они. Ведь именно в Зоологическом музее Лозанны находится швейцарская коллекция бабочек Набокова, а я на неё почему-то ни разу не обращала внимания. Оказывается, не зря.
Не дочитав надписи-тексты на витринах, спросила у служителя, не те ли это бабочки. Он ответил — нет-нет, совсем не те. Набоковская коллекция хранится в запасниках, поскольку у них нет возможности создать условия для её выставления. А затем дяденька-смотритель дал мне телефон секретариата Зоологического музея с напутствием туда позвонить и узнать, вдруг можно договориться сходить посмотреть. Можете представить такую ситуацию в России? Я вот нет.
«Dragon in Progress» — заметили, что он состоит из птиц? Я не осознала, пока не подошла совсем близко.
Зоологический — последний музей во дворце, так что я бросила ещё один взгляд на лестницу, по которой поднималась, идя из одного музейного собрания в другое, и вышла через задний ход — к кафедралю.
В кафедраль не зашла, но полюбовалась заснеженной Лозанной с видовой площадки.
Два верхних правых окошка левого дома когда-то, на шесть месяцев, были окнами моей квартиры.
В оставшиеся полтора дня было ещё много всего. Я пела русские песни под гитару и ела сибирские кедровые орешки. Съездила в Монтрё на рождественский рынок, где было много улыбок, глинтвейна и вкусной еды. Впервые зашла в магазин, в который хотела попасть года два, но всё никак не получалось, ибо я ходила мимо него всегда после шести вечера, когда он был уже закрыт. Зашла в Blondel за шоколадом. Прошлась вдоль линии метро к озеру, чтобы неожиданно познакомиться с человеком, снимавшемся в фильме Михалкова и встретить закат над Леманом (Женевским озером). 
Время уезжать пришло слишком быстро. И всё, что мне оставалось — это порадоваться, что у меня уже есть планы провести здесь отпуск в следующем году, иначе уезжать было бы гораздо сложнее.
